О концепции курса «История России. 1900-1945 гг.»

Концепция курса истории России 1900-1945 гг.подготовлена авторским коллективом под руководством доктора исторических наук, профессора, заведующего кафедрой истории МПГУ Александра Анатольевича Данилова

Методологической основой данного учебника являются новейшие разработки российских историков, актуализирующие оценки нашей истории с точки зрения задач защиты и укрепления государственного суверенитета, воспитания гражданина-патриота России.
С этой целью особое внимание уделяется определению сущности национальных интересов России с учетом не только внутренних процессов, проходивших в стране, но и международных вызовов на протяжении всего рассматриваемого периода.
Основное внимание учащихся предполагается сконцентрировать на объяснении мотивов и логики действий власти. Этот принцип положен и в основу анализа событий дореволюционного периода.

Важной особенностью данного учебника является показ не только достигнутого страной уровня развития на том или ином этапе, но и динамики экономических, социальных, политических процессов.

Особое место в данном курсе занимают вопросы истоков, масштаба и последствий массовых репрессий в СССР. Авторами предлагается периодизация этого явления, а также оценка данного феномена с точки зрения данных современной исторической науки.

Значительные объемы учебного материала представлены по истории повседневности, развитию отечественной культуры. В таком объеме его нет в действующих ныне учебниках.

Разделы внешней политики позволяют проследить изменения представлений власти о ее целях и задачах на различных этапах развития в 1900-1945 гг., выделить общее и особенное в формулировании и отстаивании этих целей в разные периоды. Важным представляется показ логики и направленности изменений внешнеполитического курса накануне и на начальном этапе второй мировой войны.

Более взвешенный, аргументированный анализ фактов представлен в разделах, объясняющих: предпосылки и характер революций 1905 и 1917 гг., гражданской войны в СССР, причины свертывания нэпа, проведения сплошной коллективизации, причин и масштабов голода 1932-1933 гг., национальных движений в стране и др.   

Одним из главных является вопрос логики построения курса отечественной истории ХХ века. Порой звучат предложения начать его с событий 1917 года и т.п. Не думаю, что такой подход верен. Предложил бы начинать, как и прежде, с рубежа 19-20 вв.
В основу курса следует положить те же принципы и методологические подходы, на которых основан учебник «История России. 1945-2007» и которые уже прописаны в концепции.

Одной из главнейших задач учебника должны стать стирание искусственной границы между до- и послереволюционной историей России, демонстрация непрерывности и преемственности ее исторического пути.

Первым и главным в этом разделе будет вопрос об уровне развития России в начале ХХ века. Следовало бы пересмотреть традиционный  тезис об отставании России от других стран и народов, ибо это «отставание» всегда было весьма относительным и касалось не всего спектра общественных отношений. Россия неизменно отставала в том, что не являлось ее цивилизационной составляющей, а было заимствованным извне. Отставание России обычно усматривали прежде всего в несоответствии российских общественных отношений европейскому укладу, а причину этого искали в «отставании» экономической базы. Часто надуманно, не замечая того, что порой Россия намного превосходила те же европейские страны по важнейшим экономическим показателям (металлургия в 18 веке, тяжелая промышленность в 20-м), при этом, сохраняя специфику своих отношений.

Сам же термин «модернизация» в настоящее время является приемлемым в силу своей нейтральности и универсальности, поскольку он не включает в себя характеристику цивилизационных особенностей обществ, а просто говорит о необходимости совершенствования их материальной базы. Каким путем – уже дело другое. Главное, что сейчас на нем могут сойтись, обрести общую платформу разные идейные направления, и западники, и почвенники, и другие.

Думается, здесь следует акцент несколько сместить в другую плоскость, показав Россию страной, входящей в пятерку развитых мировых держав, а по темпам своего развития опережающей и своих соседей по этой пятерке.

Именно этот высокий темп российской модернизации вызывал, с одной стороны, социальную напряженность внутри самой страны; а с другой – опасения основных соперников России на мировой арене (главным образом, Англии). Важно отметить в этой связи, что социальная напряженность в условиях трансформации аграрного общества в индустриальное – явление универсальное, но в России оно было отягощено тем, что это была реакция на масштабную и весьма болезненную для российского социума европеизацию, начавшуюся на волне «великих реформ» 60-х гг. 19 в. Хотя еще одной причиной радикализации общественных настроений и движений стало проникновение в среду интеллигенции (как правило, провинциальной, не нашедшей себе места в новой системе общественных отношений) европейских идей (в том числе и тех, которые не получили особого распространения в самой Западной Европе. Все это привело к тому, что в российском революционном движении порой причудливо соединялись антизападничество и крайние формы западничества (марксизм и левый, радикальный либерализм). В итоге борьба западничества и антизападничества стала одним из факторов общественного развития страны в начале ХХ века. Важно отметить при этом, что, в принципе, так  и было всегда, но это видно только сейчас, с исторической дистанции. Сами же они мыслили себя в совершенно другой парадигме.

Следует подчеркнуть также, что формирование индустриального общества в России заметно опережало формирование гражданского общества. Одной из причин этого являлось то, что страна развивалась  на фоне пережитков старых укладов, консервации отживших социальных отношений. Вина за это лежит на государстве. Формирование гражданского общества тормозило отсутствие нового истэблишмента, служилого класса. Русская буржуазия таковым не являлась.

Особое внимание следует обратить на демографический фактор: резкий рост населения России в конце 19 и начале 20 вв., во многом определявший последующие события в нашей истории. Вступление в активную жизнь десятков миллионов людей, не связанных корнями с деревней, патриархальной семьей, традициями и обычаями, во многом становилось деструктивным фактором развития России. Конечно, избыток сельскохозяйственного населения являлся необходимой предпосылкой к индустриализации. Так было и в Западной Европе, и в России, и в Японии, и в Китае. Дешевый «человеческий материал» в условиях жесткой конкуренции с более развитыми странами становился важным фактором индустриального развития.

Следует также заострить внимание на том положении, которое пропало из учебников в последние 20 лет – а именно на обострении конкуренции ведущих мировых держав, вытекающей из их стремления не только вырваться вперед (Россия, Германия, Япония и др.), но и сохранить свои позиции (Англия, Франция и др.). В этой борьбе основными были как раз англо-германские и англо-российские противоречия. При этом Россия в этом клубке противоречий порой либо не имела, либо не могла четко определить своего ярко выраженного интереса, а вынуждена была лавировать, искать свое место в новой расстановке сил. В конце концов, влияние англо-французского капитала на внешнюю политику страны оказалось сильнее других факторов. Причем поддержка иностранным капиталом романовской монархии носила не прогрессивный характер, а, напротив, консервировала архаичные социальные отношения в России. Равноправным союзником в разгоравшемся мировом пожаре Россию не считали ни Франция, ни, тем более, Англия. В итоге все закончилось Мировой войной, в которой интерес России был несопоставим с интересами других участников, но Россия, как водится, пострадала больше всех.

Важно, говоря о России начала ХХ в., выделить две основные группы противоречий, которые определяли не только смысл общественных движений и настроений, но и характер политического курса.

Первая группа включала в себя противоречия, веками существовавшие в российской истории: между властью и обществом, между центром и окраинами, между русскими и «инородцами», между недостаточно развитым российским городом и массивом крестьянской России и др.

Вторая группа противоречий возникла на волне начавшейся индустриальной модернизации и была связана с сохранением пережитков традиционного общества. Главными из них были: самодержавная царская власть, помещичье землевладение, сословный строй, отсутствие политических прав у буржуазии (должной стать лидером индустриальной модернизации страны),  необходимость обеспечения прав представителям разных народов и конфессий и т.п. При этом буржуазный уклад не снял старых противоречий, но дополнил их своими.

В связи с этим главным направлением внутренней политики объективно становилось реформирование страны, всех основных сторон ее жизни. Однако это было невозможно без инициативы и поддержки реформаторского курса «сверху». В учебнике следует показать, что для императора Николая 2 не было вопроса в том, следует ли проводить реформы. Он понимал их необходимость.
Но в не меньшей степени он понимал необходимость постепенности этих преобразований при сохранении основ существующего политического порядка. Он был убежден в том, что отказ от абсолютной монархии, ослабление вертикали власти приведет Россию к катастрофе. Поэтому царь Николай отвергал все те проекты реформ (например, Н.Х. Бунге, И.А. Вышнеградцева), которые предполагали хоть в какой-то перспективе изменение этого порядка. Наоборот, поддерживал те проекты (С.Ю.Витте), которые этого не предполагали или не акцентировали на этом внимания.

Важно также отметить, что верховная власть постепенно утратила свой авторитет в низах общества после реформы 1861 года и особенно после 9 января 1905 года. В итоге было утрачено едва ли не главное условие всех успешных преобразований в России.
Недоучет фактора перехода международных отношений в фазу глобального противостояния ведущих держав, привело к неверным выводам при планировании внешней политики России. Курс на перенос ее центра тяжести на Восток с целью избежать столкновения с европейскими державами, привел в итоге не только к обострению англо-российских отношений, но и открытому военному конфликту с Японией. Война с Японией, в частности, показала резко возросшую роль военной и стратегической разведки в войнах ХХ века. Она же стала первым сигналом к тому, что Генштаб России оперирует в планировании и проведении боевых операций категориями середины 19 в., без учета той специфики, которая проявилась в войнах начала 20 в. В итоге, даже обладая мужеством, стойкостью, героизмом, новой техникой, армия и флот терпели поражения. После войны с Японией создалась угроза постепенной утраты Россией не только позиций, но и территорий на Дальнем Востоке.

Война с Японией показала также, что Россия оказалась в изоляции среди европейских стран, не поддержавших ее. Это вновь поставило перед руководством страны вопрос о выборе стратегических союзников в готовящейся общеевропейской войне. Имевшийся к тому времени договор с Францией отвечал в большей степени интересам Франции, но не России. А подключение к нему Англии в 1907 г. со всей очевидностью показывало, что в грядущей войне России суждено играть роль не союзника. А пособника этих стран. Воевать же против Германии, являвшейся форвардом европейского экономического прогресса, заранее означало поражение России и бурные социальные и политические перемены в стране. Важно в этой связи показать значение Бьёркских договоренностей и причины их нереализованности. Необходимо также отметить и тот факт, что в отличие от США, имеющих естественный океанский барьер, отделяющий их от других, России нужен был свой «железный занавес», уберегавший бы ее от европейских противоречий и влияния. В этом смысле советский изоляционизм был явлением глубоко закономерным и до поры полезным. Думается, что для всей истории России характерно то, что в интересах внутренней перестройки  периодически возникала актуальность политики изоляционизма.
Размышляя о российском революционном процессе начала ХХ в., следует показать небывалый размах крестьянского движения с 1902 г., его причины и последствия, заставляющие сегодня ряд историков называть это время началом новой крестьянской войны, продолжавшейся вплоть до 20-х гг.

Политические реформы 1905-1906 гг., их характер и последствия для страны занимают в этом материале одно из центральных мест. В их ряду следовало бы обратить внимание на реформе правительства. Правильно было бы также поставить вопрос о признании Основных законов 1906 г. первой Российской Конституцией.

Говоря о легальной российской многопартийности, в учебнике необходимо показать место и роль политического радикализма, его истоки, причины востребованности в обществе, влиянии на власть.

Феномен политического террора в России, предпосылки его зарождения, последствия для нашей страны также должны занять свое время в тексте. При этом, как представляется, следовало бы, с учетом особенностей нынешней внутриполитической и международной ситуации,  развенчать популярный в недавнем прошлом тезис о России, как родине террора.

При анализе реформ П.А. Столыпина следует обратить внимание на их комплексный характер, основные цели и задачи, потенциальные последствия для России. Вместе с тем, говоря о том, что они дали и чего не дали для страны, важно подчеркнуть их противоречивый характер. В связи с этим необходимо остановиться на последствиях разрушения общины, вызвавшей стремительное расслоение крестьянства, отходничество в город, начавшуюся урбанизацию, неустроенность жизни новых горожан, отсутствие рабочих мест для все новых и новых представителей провинциальной интеллигенции, из рядов которой рекрутировались будущие активные участники революционных процессов. Сужение социальной базы политического режима в итоге стало и одним из следствий реформ Столыпина, и одной из предпосылок революции 1917 г.

В разделе культуры и повседневной жизни стоило бы подчеркнуть возросшую роль науки и техники. Это была первая волна научно-технического прогресса. Революция в естествознании, начавшаяся на рубеже XIX-ХХ вв., была связана с развитием транспортных коммуникаций и систем связи, быстро делавших любое научное открытие доступным для всех. Другой ее особенностью был междисциплинарный характер сделанных научных открытий. Это вело не только к переосмыслению ранее достигнутых научных достижений, но и к появлению новых областей знания – физической химии, биохимии, электрохимии, генетики и др. Важным было и усиление практической направленности научных разработок. Воплощение теоретических взглядов и открытий в создание новых видов техники привело к быстрому насыщению повседневной жизни людей в разных странах, в том числе и в России, новыми атрибутами – автомобилями, самолетами, дизельными локомотивами, телефонами, радиоприемниками,  фонографами, трамваями, метро и т.п.
Раздел о первой мировой войне и роли России в ней следовало бы начинать вновь с характеристики военно-политических блоков и их целей в войне. Уже из этого будет видна та роль, которая отводилась России ее союзниками по Антанте. Однако центральное место следует в этой теме отвести характеристике первой мировой войны, как войны принципиально нового характера, коренным образом отличавшей ее от всех предыдущих. Это была война не только и не столько вооруженных сил, сколько длительное и всестороннее состязание национальных систем, вовлеченных в войну. Она стала в итоге  проверкой на жизнеспособность различных общественных укладов.

Военным руководством было недоучтено использование таких новых видов техники, как станковые пулеметы (ставших поистине оружием массового уничтожения противника), колючая проволока, разработка бронированных машин и танков, зарождение военной авиации и сверхмощных военных кораблей с артиллерийскими системами, подготовка снарядов с химическим оружием, строительство подводных лодок. В связи с этим по-новому встал бы вопрос о готовности России к войне. Неготовность проявилась не столько в отсутствии средств вооружений, сколько в традиционном военном планировании, отсутствии новых идей, связанных главным образом с использованием новых систем вооружений. Имея технические возможности для выпуска тех же танков или пулеметов, Россия лишь к 1917 году стала осваивать их выпуск, позднее других оценив их боевые возможности. Не последнюю роль в поражении русской армии имело отсутствие единого центра управления всей страной (военное командование и гражданская администрация не корреспондировали свои действия, отсутствовал «единый боевой лагерь», на котором неслучайно и вполне оправданно позже, в годы гражданской и Великой Отечественной войны, сделали главный упор большевики). В числе недооцененных, а значит и упущенных, возможностей и угроз следует назвать и усилия иностранных разведслужб по развалу армий противника (в первую очередь – русской), на которые не жалели средств. В связи с этим аккуратно, но непременно должна быть обозначена проблема «немецких денег». В этой же связи важно подчеркнуть, что не только Германия, но и другие страны, в том числе Антанты, вели игру за влияние на революционную Россию (немцы пропустили Ленина, англичане посадили в концлагерь Троцкого, но предоставили Плеханову эсминец, чтобы доставить оборонца в Россию и т.п.).
Следует также высказаться по поводу известного положения о динамике экономического развития России в годы войны.
Важно отметить и конкретные примеры двойного поведения союзников России в мировой войне. Самым ярким из них является Дарданелльская авантюра У.Черчилля, которая хотя и провалилась, но имела своей целью любой ценой не пустить союзницу Россию к черноморским проливам, которые Англия и Франция в это самое время обещали российскому императору.

В учебнике следует отдельным блоком, разделом, выделить события 1914-1922 гг. как период общенационального кризиса в России. Здесь необходимо отметить, что первые две группы противоречий (см. с.1) оказались в 1914-1917 гг. дополнены третьей группой противоречий, связанных с начавшейся войной. Именно они, в конечном счете, предопределили грядущую Великую Российскую революцию.

Обозначив ее в учебнике именно таким образом, при описании конкретных событий следовало бы, как представляется, больше внимания уделить ее сравнению (в тех случаях, когда это очевидно) с Великой Французской революцией. В числе описываемых здесь проблем следовало бы в числе главных обозначить следующие.  Одна или две революции имели место в 1917 г.? Следует ли считать Февраль революцией, а Октябрь переворотом, или наоборот? Какой характер носила революция 1917 г.? Когда и почему этот характер изменился? Какие альтернативы развития страны существовали после Февраля? В чем причина неудачи реформаторской альтернативы? Под влиянием каких процессов происходило усиление право- и леворадикальной альтернативы? В чем причины победы большевиков в Октябре? Хронологические рамки тоже исключительно важны. Отменить названия Февральская и Октябрьская никому уже не дано, но надо объяснить, почему сложилось такое категорическое разделение единого процесса в общественном сознании и историографии. Показать, что существуют различные датировки, в частности окончания революции (вплоть до 1991 года), и пояснить на чем они основываются. Это само по себе красноречиво говорит о неоднозначном содержании революции.

Особым разделом учебника должен стать раздел о Гражданской войне в России. В нем важно показать мысль о том, что любая революция всегда чревата гражданской войной, ибо является одной из ее форм. Однако в каких-то случаях ее удается предотвратить и свести к минимуму потери общества, а в других – не удается в силу ряда субъективных причин. Поэтому главной причиной широкомасштабной (фронтовой) гражданской войны в России следовало бы признать политику захвативших власть в Центре большевиков, а главной причиной их действий – особенности большевистской идеологической и политической доктрины. В то же время, нельзя допустить популярной ныне апологетики белого движения, которое в ряде случаев выступало альтернативой профашистского толка, из которого вполне могла реализоваться националистическая модель развития, как это случилось позже в фашистской Италии и нацистской Германии.

Гражданская война, с одной стороны, привела к процессу распада, атомизации общества, но, с другой, послужила толчком к социальному творчеству, поиску путей обновления власти и общества.

Важно также отметить, что одной из главных идей революции 1917 года, как и всего последующего периода на много лет стала идея борьбы человека за освобождение, за справедливость. Именно это стремление к справедливости и новому порядку обеспечило победу большевиков в гражданской войне, а также стало стимулом к модернизационным процессам в 30-е годы.

Следовало бы отметить, что Россия не была в эти годы единственной революционной страной. Она оказалась в центре революционных и национально-освободительных процессов, охвативших также Китай, Индию, Турцию, Египет, Корею, Италию, Австро-Венгрию, Германию… Однако за исключением Германии, и отчасти Турции, она не оказала (как порой принято считать) прямого воздействия на эти процессы.

Необходимо остановиться также на внешнем факторе гражданской войны в России, проблеме «интервенции». Ослабление и распад Российской империи вполне соответствовал планам, как воевавших с ней стран, так и союзных держав. Главной целью Англии, как известно, являлось именно ослабление Германии и России в ходе войны, что и было в итоге достигнуто. Цель Германии, однако, состояла в расширении жизненного пространства на Востоке, что не соответствовало интересам Англии, Франции, США.  Поэтому заключение Брестского мира не только обеспокоило страны Антанты, но и заставило их непосредственно вмешаться в положение дел в России. В учебнике следовало бы отметить, что страны Антанты не собирались при этом превращать Россию в колонию, отторгать от нее значительные территории и т.п. Их цель, по крайней мере, на первом этапе, состояла  в сведении к минимуму последствий Брестского мира, чтобы не допустить усиления Германии, а тем более – создания германо-большевистского союза. Англия (игравшая основную роль в определении политики Антанты в отношении России) не планировала собственного военного похода на Москву или Петроград. Ее целями было: свержение большевиков; установление в России подконтрольного правительства либералов, заявлявших о равнении на «западные демократические ценности» и готовых даже на утрату ряда территорий страны ради прихода к власти; обеспечение контроля над бакинской нефтью и основными производственными мощностями страны. Проявляла беспокойство о своих инвестициях в Россию и Франция.

Важным является вопрос об истоках массовой поддержки населением враждовавших сторон в гражданской войне.   Следует признать, что отношение основной массы населения страны к борьбе «белых» и «красных» не носило характера предпочтения и, тем более,  выбора их идеологических и политических установок. Люди выбирали меньшее из двух неизбежных зол. Но, при этом, «белые» призывали к «порядку», который ассоциировался у населения с прежними порядками и хозяевами жизни, в то время, как «красные» ориентировали на социальные перемены и выдвигали лозунги, за которыми население вполне могло пойти. Переломным для завоевания на сторону большевиков крестьянского населения страны стал 1919 год, когда их политика стала носить более гибкий, по сути, прагматический характер, что обеспечило в итоге успех в борьбе за массы. Иными словами, Советская власть законодательно  и на деле признала результаты аграрной революции в деревне, и крестьянство отдало победу в гражданской войне большевикам.
В этой связи можно вновь вернуться к вопросу о том, что события 1917-1922 гг. во многом были крестьянской революцией.
В оценке и освещении проблемы массового террора периода гражданской войны следовало бы, видимо, показать как его объективную природу в данных исторических условиях, так и роль доктринального фактора в формировании большевистского террора как системы управления обществом. В этой связи можно напомнить, что уже через год после взятия власти, с введением первых концлагерей, до 96% состава заключенных в них лиц приходилось на рабочих, не выполнявших норм выработки, и крестьян, не сумевших выполнить повинностей в пользу государства. Были и совчиновники, которые ходили на службу из концлагерей.  Тонкость этой части материала учебника должна проявиться при освещении расстрела царской семьи. Следует исходить при этом из факта канонизации семьи Романовых. Упоминание в тексте термина «казнь» вряд ли правомерно, если иметь в виду, что не было суда. Целесообразнее говорить об «убийстве» или просто о «расстреле». При этом следует иметь в виду, что 2-й съезд Советов принял решение об отмене самой смертной казни, как высшей меры наказания. Целесообразно, видимо, отразить в учебнике, как итоговую, цифру жертв красного и белого террора в 1 миллион человек (около), чтобы снять разночтения в других учебных книгах.

Вплотную к теме гражданской войны примыкает вопрос о сущности и значении политики «военного коммунизма».  Нацеленная на то, чтобы «железной рукой загнать человечество к счастью», направленная на  «прорыв в светлое будущее» при помощи беспрецедентного насилия, она не только не обеспечила этого прорыва, но, наоборот, привела к «провалу в прошлое» - в доиндустриальную деспотию, голод, падение нравов, бесправие, по сути, всех граждан.

Отражая историю разработки и реализации новой экономической политики, в учебнике следует отметить, что в данном случае В.И. Ленин вслед за Л. Бланом и П.-Ж. Прудоном шел по пути создания рыночной модели социализма. Но, в отличие от них, он не ограничился лишь теоретическими конструкциями. Это был очевидный отход от доктрины большевизма, что повлекло за собой нараставшее недовольство в самой политической элите, в рядах «правоверных» большевиков.

Следует, видимо, в какой-то мере показать тезис о том, что для большевиков это была не просто вынужденная, но и временная мера, способная гарантировать выход из острого политического и социально-экономического кризиса конца 1920 – начала 1921 гг. То есть, это был вопрос сохранения власти.

В то же время, по мере реализации нэпа, была предпринята попытка создания «бюрократического рынка», где роль государства носила исключительный характер в определении не только направлений экономической политики, но и ценообразования, обеспечения сырьем и т.п. В связи с этим целесообразно подчеркнуть, что это был опыт создания первой в мире модели регулируемой государством рыночной системы. Этот опыт оказался востребован на западе уже через несколько лет, в условиях экономической депрессии. Однако именно из того, что это был первый опыт подобного рода, он был и несовершенен.

Важно отметить также, что обязательным условием для проведения рыночных реформ при сохранении централизованного устройства должен быть жесткий контроль верховной власти над госаппаратом, служилым классом.  Либерализация «внизу» и твердая рука «наверху», в отношении государственного класса. Такой порядок стал едва ли не более значимым фактом и уроком нэпа, чем опыт развития рыночных отношений. Именно игнорирование этого обстоятельства в годы «перестройки» привело к обвалу не только экономики, но и политических структур.

Главная задача нэпа состояла в том, чтобы обеспечить решение задачи быстрого индустриального рывка советской экономики, построения основ индустриального общества в СССР. Однако решить ее не удалось. История нэпа – это история кратковременных успехов и затяжных кризисов новой экономической модели. С помощью нэпа так и не удалось обеспечить бесперебойный канал снабжения хлебом и сырьем городов, армии, промышленности России. Экономические рычаги не работали. Индустриализация требовала ежегодных капиталовложений во много раз больше, чем мог дать нэп. Это и определило, главным образом, его судьбу. Нэп не «сломали», а он «сломался» под тяжестью стоявших перед ним задач. Следует также показать влияние депрессии и мирового кризиса на нэп.

В этой связи сплошная коллективизация стала лишь иным, альтернативным способом решения задачи получения средств для индустриализации, которую не смог решить нэп. Да, она была ломкой сельской жизни. Но иного варианта  решения стоявших задач (в том числе и нэповского) просто не существовало. Следует упомянуть размах крестьянских волнений в 1930 г. – более 1300 восстаний с числом участников более 2,5 млн. человек. Во многом в результате этих волнений и начавшейся борьба с «перегибами» к лету 1930 г. число оставшихся в колхозах после насильно записанных зимой-весной составило 23,6% крестьян СССР (в марте – 56%).
В этом разделе следует особо отметить тезис о том, что организованного голода на селе в СССР не было. Тем более, он не был «спровоцирован» властью в отношении тех или иных народов или социальных групп. Голод был связан, как с погодными условиями, так и с незавершенностью процессов коллективизации (колхозы еще не могли обеспечить необходимый уровень производства товарного хлеба, в то время, как кулачество уже было «ликвидировано как класс» и в производственной деятельности уже не участвовало).
Следовало бы привести здесь и цифры жертв от голода.  По уточненным данным, они достигали на Украине не 10 млн., как об этом пишут сегодня украинские историки, а не более 1-2 млн., в то время, как по всему СССР 2-3 млн. (по данным ЗАГСов).

Индустриализация в СССР. Главный акцент в этой части должен быть сделан на объективном характере задачи индустриализации страны, а также на уровне индустриализации, достигнутом к моменту революции 1917 г. Суть первых довоенных пятилеток состояла не столько в превращении аграрной России в мощную индустриально-аграрную державу, сколько в создании единого военно-промышленного комплекса, без которого была бы невозможна гарантия суверенитета страны накануне второй мировой войны.
Можно также отметить, что ряд других стран в эти и последующие годы решали задачи индустриализации с меньшими издержками и потерями. Но зато и в несравненно более растянутые сроки. Для СССР 30-х годов это было категорически неприемлемо. В то же время, следовало бы показать, что индустриализация проходила не менее тяжело и для стран с преобладающим рыночным типом хозяйствования. Особенностью Советской России, в отличие от них, было то, что здесь между государством и населением не было социальной «подушки» в виде класса собственников, а  государство само непосредственно руководило процессом и, следовательно, было вынуждено тогда всецело принимать ответный удар и ответственность на себя. В этом видится оборотная сторона эффективных централизованных систем, когда государственный аппарат принимает на себя функции непосредственного эксплуататора. Такое положение всегда чревато не только большими рисками, но и крайне значительными человеческими потерями.
Большой террор. Эта тема представляется самой болезненной и тяжелой во всем курсе. Любая попытка что-либо объяснить в современном российском обществе способна вызвать шумную критику и отвергаться с порога.

Тем не менее, важно показать две составляющие проблемы. Первая относится к числу объективных факторов. Сопротивление курсу Сталина на форсированную модернизацию и опасения лидера страны утратить контроль над ситуацией было главной причиной «большого террора». Являясь единственной партией, ВКП (б) была и единственным каналом «обратной связи» для власти. В итоге, под влиянием нараставших оппозиционных настроений в обществе, она становилась питательной средой для формирования различных идейных и политических групп и течений, утрачивала свою монолитность. Это грозило не только Сталину утратой позиций в руководстве и даже физическим устранением (что наглядно продемонстрировало голосование на 17-м съезде ВКП(б). Это создавало угрозу общей политической дестабилизации. Активность эмигрантских группировок усиливала эти опасения. Опыт использования внешними силами «пятых колонн» в других странах (Испания – самый яркий пример) внимательно изучался руководством СССР. К тому же, Сталин не без основания мог считать тех, кто начинал военную карьеру в гражданскую войну «выкормышами» Троцкого. Перед войной, между компетентностью и преданностью Сталин выбрал преданность командования армией и вообще бюрократии.

Вполне реальными были негативные настроения в армейском руководстве, которые не могли быть сброшены со счетов. Это было особенно важно с учетом опасения совершения терактов против руководителей страны. Убийство С.М. Кирова в этой связи стало катализатором уже назревших процессов. Популярными в партийной бюрократии были идеи «правых» (Бухарина и К?), с которыми нужно было вести не только идейную, но и политическую борьбу. Сталин не знал, от кого именно можно ожидать удара, поэтому с его стороны последовал удар по всем известным группам и течениям, а также по всем, кто не был его безусловным единомышленником и союзником. Вторая же сторона вопроса лежит в сфере субъективных причин «большого террора». Она связана, с одной стороны, с доктринальными особенностями большевистской идеологии и практики, а с другой – с личностью самого Сталина.
Таким образом, важно показать, что Сталин действовал в конкретно-исторической ситуации, действовал (как управленец) вполне рационально - как охранитель системы, как последовательный сторонник преобразования страны в индустриальное общество, управляемое из единого центра, как лидер страны, которой в самом ближайшем будущем угрожает большая война.
«Большой террор» прекратился сразу, как только Сталину стало ясно, что монолитная модель общества реализована. Это произошло к лету 1938 года.

Но весьма скоро «большой террор» приобрел уже совершенно иное свое качество и предназначение. С приходом к руководству НКВД Л.П. Берия, пусть и не в прежних масштабах, но террор был поставлен на службу задачам индустриального развития: по разнарядкам НКВД обеспечивались плановые аресты инженеров и специалистов, необходимых для решения оборонных и иных задач на Дальнем Востоке, в Сибири. Террор превращался в прагматичный инструмент решения народнохозяйственных задач. Оправдания и объяснения этому, конечно, нет. Однако репрессии выполняли и функцию устрашения для тех, кто нерадиво работал.

В учебнике следует, безусловно, оценить масштаб репрессий в годы «большого террора». Однако для этого следует четко определить, кого мы имеем в виду, говоря о репрессированных. Думается, было бы правильно, если бы здесь появилась формула, в которую будут включены лишь осужденные к смертной казни и расстрелянные лица. Это позволит уйти от  спекуляции на этой теме, когда в число жертв репрессий приплюсовывались все, причем не по одному разу (включая тех, кто лишился работы по политическим мотивам, был исключен из комсомола и из партии и т.п.). А опираясь уже на эту большую цифру, люди, не понимающие о чем идет речь, говорят уже о таком количестве погибших.

Весьма важной представляется постановка вопроса в учебнике о том, что же мы построили в 30-е годы? Возможен прямой и обычный для этого жанра ответ: была создана мобилизационная политическая система, без которой в короткий срок невозможно было решение задач индустриального рывка. Однако для 11 класса можно было бы расширить понимание этой стороны нашей истории. Советское общество, созданное к середине или к концу 30-х гг. было в равной степени далеко и от классического капитализма того времени, и от теоретических моделей социализма. Это был особая некапиталистическая модель развития, державшаяся на трех основаниях: индустриализме, государственном управлении экономикой, социальном государстве. Таким образом, это был своеобразный вариант индустриального общества.

Раскрывая новую социальную структуру советского общества 30-х гг., следует  дать оценку популярным сегодня идеям «термидора» или «самотермидоризации» большевистского режима. Особую симпатию у многих последние 20 лет вызывают идеи Л.Д. Троцкого о демократии, за которую он, якобы, выступал. «Альтернатива Троцкого» представляла собой не более, чем одну из модификаций все той же системы. «Демократия» для коммунистов, за которую ратовал Троцкий, была не более, чем демократией для управляющих, а не для всех граждан страны. Партийно-государственная номенклатура возникла не при Сталине, а с первых же месяцев и лет большевистского порядка.

Внешняя политика Советского правительства – особая и очень тонкая тема в этой книге.  С одной стороны, следовало бы показать, что поиски большевиками контактов с Германией сразу после взятия власти, отражали ту объективную тягу к сближению, которую проигнорировали царские власти накануне войны и которая так дорого обошлась России. Большевики, опираясь на эту объективную основу, а также на необходимость добиваться сначала собственного удержания у власти, а затем и дипломатического признания, пошли на соглашение в Рапалло, обеспечив практически на 10 лет вперед самое тесное и взаимовыгодное сотрудничество с Германией. Это сотрудничество стало для них подлинным новым «окном в Европу». С его помощью решались многие народнохозяйственные, военные и политические задачи  (как и для Германии это было выгодно  негласным нарушением статей Версальского мира).

Смена наркоминдела Г.В. Чичерина в 1930 г. означала и смену вектора внешней политики. В условиях нараставшей угрозы прихода к власти в Германии фашистов, а затем и мировой войны, М.М. Литвинов  взял курс на создание системы коллективной безопасности в Европе с опорой на «западные демократии». Это была, по сути, реанимация отношений времен Антанты (впрочем, без четких  обязательств сторон). Но эта модель возродилась со всеми своими родовыми изъянами – никто не собирался принимать СССР (как прежде Россию) за равноправного партнера и союзника. Такие отношения могли существовать только до первой проверки на прочность.
Рубежом стал Мюнхенский сговор 1938 года, когда стало ясно, что партнеры по переговорам о коллективной безопасности в Европе способны не только забывать о своих гарантиях, но и использовать их для давления на союзные страны, предавать их интересы в угоду агрессору. Это обстоятельство заставило Сталина пересмотреть отношения с Англией и Францией, начать постепенное сближение с Германией, в котором он видел продолжение курса, начатого до революции и продолженного в 1922 г.    
Ни Сталин, ни Гитлер не считали начавшееся сближение стратегическим и долгосрочным.

Наряду с общими политическими интересами, их объединяло неприятие «западных демократий».
СССР накануне войны. Эта тема также является весьма важной и полной самых различных важнейших нюансов и оценок.
Оценивая заключение пакта о ненападении с Германией, следует подчеркнуть, что альтернативой ему мог стать аналогичный пакт Германии с Англией, означавший, по сути, объединение Запада против СССР. Тезис критиков пакта, осуждающих «безнравственность» решения судеб стран и народов, упомянутых в секретных приложениях, весьма легко опровергается примерами такого же манипулирования судьбами малых стран и народов «демократическими» Англией и Францией, наряду с той же Германией (это и Мюнхенский сговор, и др.). Здесь следовало бы подчеркнуть, что значение документа состоит в другом – СССР стал наряду с другими великими европейскими державами участвовать в решении судеб Европы.

Относительно похода Красной Армии в сентябре 1939 г. следовало бы подчеркнуть, что речь шла о реальном освобождении тех территорий, которые отошли к Польше по Рижскому мирному договору 1920 г., т.е. было ничем иным, как освобождением части Отечества. При этом важно напомнить историю вопроса. Накануне второй мировой войны в Европе, пожалуй, не было другого государства так открыто враждебно относящегося к СССР. Поляки заявляли, что не видят Советы в европейской политике. Польша сама принимала активное участие в захвате чехословацкой территории  в 1938 году, а польские лидеры даже говорили о братстве немецкого и польского оружия в этой связи.

Кстати, следовало бы включить и важный аргумент: Англия и Франция в то время не считали, что своими действиями в Польше СССР вступил в их войну с Германией.

В отношении «претензий» СССР на территории Финляндии, Прибалтики, Бессарабии – с одной стороны, речь шла о территориях, ранее входивших в состав нашего государства; с другой – Сталин создавал в последний момент «пояс безопасности» у своих западных границ (не в последнюю очередь опасаясь «клещей» с юга и севера, в которых мог оказаться СССР в случае войны с Германией).
Советско-финская война также имеет ряд нюансов для отражения по-новому в учебнике. В частности, следовало бы показать, что одной из причин неуспехов Красной Армии было то, что финны использовали преимущественно партизанские методы войны в борьбе против регулярной армии СССР. Важно подчеркнуть, что СССР выиграл войну с Финляндией, получив все то, к чему стремился до ее начала. Вместе с тем,  используя в качестве повода советско-финскую войну, Англия и Франция в последний раз попытались спланировать и осуществить  широкомасштабную военную операцию против СССР сразу с нескольких направлений, подталкивая тем самым и Германию к нарушению пакта. Смысл затеи ясен, если учесть готовившееся продвижение Германии через Турцию, Ирак, Персию – в Индию.

Одна из главных тем учебника – история Великой Отечественной войны.

В числе первых здесь стоит вопрос о предпосылках и виновниках развязывания войны. С учетом новейших достижений отечественной и зарубежной историографии следует показать, что виновником развязывания войны стала Германия, вместе с союзными ей странами. Вместе с тем, следует вновь подчеркнуть двойственную роль Англии и Франции в конце 30-х гг., что в немалой степени способствовало усилению агрессора, увеличению его военно-технических возможностей. 

В вопросе о характере войны также ничего не изменилось и не может измениться. Это была Великая Отечественная война советского народа за свободу и независимость своей страны, одна из самых героических страниц отечественной истории.
В числе новых для учебной литературы вот уже несколько лет встает проблема возможного превентивного удара СССР по Германии летом 1941 г. Не вдаваясь в излишние детали и подробности в тексте школьного учебника, в книге для учителя стоит, вероятно, подчеркнуть, что Сталин не исключал превентивного удара, но при этом полагал, что следует дождаться сосредоточения войск противника для агрессии. Тогда это выглядело бы как мера самообороны. Однако летом 1941 г. возможностей для таких действий у Сталина еще не было.

Предмет особого внимания в учебнике - причины временных неудач Красной Армии в годы войны. Следует вернуть в учебные материалы незаслуженно забытые в учебниках истории последних лет объективные причины неудач. Однако с причинами субъективного толка следует, на мой взгляд, разобраться, используя метод объяснения мотивов действий политического и военного руководства страны.

С учетом фальсификаций последних лет (особенно в связи с празднованием 60-летия открытия второго фронта, Победы) следует вновь на фактическом материале показать решающую роль советско-германского фронта. Таблицы потерь на советско-германском фронте и других фронтах второй мировой войны были бы прекрасной иллюстрацией к этому материалу. Не грех показать, почему в английской историографии битва под Эль-Аламейном рассматривается как важнейшее сражение войны. Англичан можно понять, если иметь в виду последствия выхода немцев в Палестину и Ирак, формирование антианглийского средневосточного пояса и перспектива утраты Индии.
Освещая проблемы ленд-лиза, следует отметить, что он действительно сыграл крайне важную роль для нашей страны в конце 1941 – начале 1942 гг., когда враг стоял у ворот Москвы, а перестройка экономики на военный лад, а также эвакуация промышленного потенциала из прифронтовых районов не были завершены. Однако здесь же целесообразно показать незначительный удельный  вес помощи по ленд-лизу в общем объеме производства вооружений в СССР.  Кроме того, нельзя не упомянуть, каким образом произошло прекращение поставок по ленд-лизу в мае 1945 г. и как американцы на этом этапе пытались превратить ленд-лиз в инструмент политического давления на СССР в польском вопросе. Это в значительной степени девальвирует саму идею такой помощи.
Говоря о вкладе СССР в победу над Японией, следовало бы показать традиционную сюжетную линию, поставив перед учителями в книге для них вопрос о том, можно ли считать войну с Японией частью Отечественной войны, если иметь в виду, что война ставила своей целью разгром союзника Германии и возвращение утраченной части Отечества.

В учебнике следует обозначить также проблему коллаборационизма, показав принципиальные черты отличия этого явления в СССР от покоренных Гитлером стран Европы, а также причины его появления в советском обществе военной поры.

Более общая проблема взаимоотношений во время войны между властью и обществом заслуживает правильной расстановки акцентов. Центральное направление в ней – это показ роли государства для объединения всех сил, средств, ресурсов для борьбы с врагом. В то же время нельзя забывать о том, что война высвободила огромную творческую и душевную силу советского человека, дала ему возможность проявить свой талант и лучшие человеческие качества на поле боя и в тылу.

Тема репрессий военной поры может быть показана не только как продолжение политической линии довоенного времени, но и как необходимое средство борьбы с мародерством и паникерством, средство укрепления трудовой и исполнительской дисциплины. При этом важно подчеркнуть, что суровые законы военного времени действовали во всех воюющих странах с равной степенью жесткости. Вместе с тем, с учетом политической заостренности катынского вопроса, не оправдывая убийства военнопленных в Катыни, следовало бы отметить, что со стороны Сталина расстрелы в Катыни – это был не просто вопрос политической целесообразности, но и ответ за гибель многих (десятков) тысяч красноармейцев в польском плену после войны 1920 года, инициатором которой была не Советская Россия, а Польша.

Особой осторожности и сдержанности требует отражение в тексте учебника вопроса о депортации народов Кавказа и др. в годы войны.
Важной частью раздела должен стать показ сущности и специфики советской экономической модели. В книге для учителя целесообразно было бы сравнить ее с экономикой других воюющих стран, чтобы показать общее и особенное. Достигнув точки почти коллапса, наша промышленность благодаря невероятной самоотверженности советских людей совершила чудо — при общем резком сокращении национального производства выросла численность и качество производимого оружия. Наши танки и самолеты обогнали немецкие и по количеству, и по качеству. И, как это ни удивительно, в СССР была выше производительность труда. Можно провести сравнение с Первой мировой войной. «Обществом взаимного грабежа» называл «Московский вестник» в декабре 1916 года  экономику России.  Советская же система сумела при утрате почти половины угодий  накормить и армию, и тыл, а потом кормила еще и немецких детей.

Центральное место следует отвести вопросам мужества и героизма советских людей. Можно показать их, отметив, что это не только феномен советского общества, но и любой воюющей страны, включая и стран-агрессоров. Но, в отличие от них, мужество и героизм в СССР носили массовый характер. Следует также решительно пресечь попытки героизации изменников Родины (Власова и др.), включив в учебник обязательные сюжеты по истинным героям войны – героям фронта и тыла, партизанского движения и т.п.
В той части учебника, где речь пойдет о значении победы,  ее итогах и цене, следует сделать главный акцент именно на значении и величии победы.

Отдельная и важная составляющая – история формирования и деятельности антигитлеровской коалиции. При этом важно показать причины недоверия и постепенности складывания союзнических отношений, противоречия и пределы этих взаимосвязей. Во-первых, Сталин органически не доверял Западу, а Запад, в свою очередь, не доверял режиму, который считал искусственным и в устойчивости которого сомневался. Во-вторых, ведущие английские и американские эксперты в основной своей массе разделяли точку зрения немцев относительно того, что сопротивление России в 1941 г. будет недолгим. В-третьих, (и это главное) препятствием были стратегические соображения. Они были различными у СССР и двух главных держав Запада — Великобритании и США.  Исходя из этого, и их планы были различны в отношении СССР, равно как у США и в отношении Англии и Франции. Именно в свете этого видения Запад хотел использовать до конца силы Советской Армии, а высадку союзнических войск в Западной Европе осуществить лишь на этапе коллапса либо СССР, либо Германии. Практически, это было продолжением курса Англии и США периода первой мировой войны. В-четвертых, препятствием в формировании союза были культурные и прочие различия. Наконец, самым большим — пятым — препятствием на пути создания союза России с Западом была неравномерность их военных усилий. По мере того, как Красная Армия в жестоких боях сдвигала линию фронта на запад, Советский Союз становился одной из двух величайших мировых сил.

В связи с этим следует рассматривать и проблему второго фронта. Масштабность десантной операции – это, в самом деле, одно из крупнейших событий второй мировой войны. Но второй фронт не был решающим фронтом на завершающем этапе войны.